Press release text by Dimitri Ozerkov, the head of the Contemporary art department of The State Hermitage Museum (RUS):

Новый проект Ильи Орлова - на порядок больше, чем его меланхолически-иллюзионистская живопись, романтический кунштюк или реконструкция из области искусства комбинаторики. Он про реальный мир, ведь все, что в нем есть, - это, прежде всего, помещение галереи-квартиры, в которой непринужденно расставлена домашняя мебель, по углам прячется посуда, а простенки и пространства над дверьми украшает интерьерная живопись. Где-то на кухне наверняка томится в банке чайный гриб или еще какое-нибудь подобное интеллигентское снадобье. Статус этого помещения предельно прост, но все же непонятен: чье все это - уяснить не удается. Более того, сделать это, похоже, вообще невозможно. Ведь в центре проекта отсутствует какой-либо повествовательный сюжет. Это сразу же ведет к бездействию зрителя, который умеет считывать привычный концептуалистский нарратив. Вакуум порождает невозможность персонажа, который в иной ситуации немедленно заявил бы о своем - даже заочном - присутствии. Как кабаковский "человек, улетевший в космос". Хозяин комнат Ильи Орлова невоспроизводим: его образ блокирован несчитываемостью предметов.С ним, вроде бы, может идентифицировать себя любой человек, присмотревшийся к мебели, посуде и лежащим тут и там книгам и смело ринувшийся в вакуум. Да вот нет, отнюдь не любой.

У галереи, которую заново обустраивает художник, намеренно нет очерченных границ, намеченных полюсов, установленного центра. Заведомо нет некоей смысловой оси, проведенной сквозь пространство, которая в иной ситуации определила бы смысл происходящего и все организовала вокруг себя. Это позволило бы прочесть придуманное художников пространство как инсталляцию или театрализованный инвайронмент. Но уже сам воздух нового проекта Орлова напрочь лишен однозначности. Формально пространство незавершено и незамкнуто. Кажется, оно открыто для любой интерпретации, но вряд ли кому-то в голову придет назвать его открытым. Ведь для зрителя в нем нет ничего, что позволило бы принять его как свое - о-своить и при-своить. Пространство лишено свойств, взыскует отсутствия однозначной "своей" интерпретации, а к этому зритель не готов.
В этом проблема сегодняшнего российского зрителя. Он не способен освоить и присвоить открытое и свободное: он может лишь выучить принадлежность занятого и маркированного. (На медитации над маркировками выстроена эстетика московского концептуализма, который путем бесконечных повторений и называний доводит язык маркировки до абсурда; жива эта эстетика и в сегодняшнем постконцептуальном искусстве). Уже по одному этому новая выставка выпадает из общего петербургского контекста, находя себя в ином - европейском. В котором свободы нет, но есть освобожденье. Внутреннее освобождение зрителя, кажется, и становится основным предметом проекта "Без названия".
Илья Орлов, кажется, обращает к зрителю скрытый призыв ввязаться в открытое и непредсказуемое. Рассказывает о возможной готовности общества и индивидуума изменить мнения и уклад, после того как зритель переступит порог галереи-квартиры. Но зритель боится и ждет, затаившись, подвоха со стороны художника. Он упорно будет пытаться найти того героя нашего времени, которому принадлежит весь этот быт. Поспешит установить, кто в доме хозяин. Ведь если это - тотальная инсталляция, в ней должен быть субъект, герой, альфа-лидер. Вот-вот, кажется зрителю, он обнаружит подсказку, скрытый знак руководства со стороны художника. Ведь к его "жертвенности" зритель не готов. И вот зритель растерян: художник не дал ему правил игры, а играть без правил он не умеет.
Фактически Орлов не развешивает свои картины в интерьере, а добавляет интерьер к картинам. И идет еще дальше, стирая границу между искусственностью обстановки и жестом искусства. И помещение, и работы в нем суть единое целое: и искусство, и не искусство сразу и одновременно. Отсюда и неуверенность посетителя: он частично и не зритель вовсе, а теперь просто некий неопределенный визитер в чьем-то чуть странно декорированном доме. Способен ли он судить о том, какое искусство хорошее, а какое - плохое? Конечно! Но его не покидает ощущение, что где-то он уже видел подобную комнату - и во времени, и в пространстве, и в истории искусства. Ощущение это близко к дежавю: комната что-то напевает ему, словно "театрино" из головы-ластика. Мешает выглянуть в окно, словно это павильонная декорация "внутренней империи". Ключ в том, что в помещении нет ничего особенного - это и притягивает, и заставляет стремительно бежать прочь от своих - неожиданно обманчивых - ощущений.
Ничего не остается: зритель должен сам обжить этот интерьер, примерить по себе предметы мебели, населить пейзажи. Остаться тут навечно или сбежать немедленно. Он не сразу понимает, что от него требуется энергия, активность: из своей собственной, допустим, теплой и уютной, квартиры он вдруг врывается на баррикады коллективного бессознательного. Его реальность он проверяет на своей крови, его прочность определяет устойчивостью основанного на мысли существования как такового. Ведь главный герой этого проекта теперь не просто он сам, но он сам активный, мыслящий, чувствующий, созерцающий, оздоровляющийся через созерцание, salus per artem. Без присутствия зрителя все эти комнаты теряют всякий смысл.
Куда же делся сам художник, оккупировавший галерею? - спросил бы Никола Буррио. Орлов отказывается как от собирания свидетельств и улик, так и от псевдо-геройского фиксирования изменений своей собственной личности. Он открывает галерею-квартиру как место интерактивного взаимодействия, как открытую всем и вся дискуссионную платформу. Здесь можно говорить, например, об источниках картин на стенах, прототипами которым послужили работы Яна ван Асха, Яна ван Гойена, Готфрида Валса, Корнелиуса ван Поленбурга, Якоба ван Гила. А еще Фредерика де Мушерона, Антуана Ватто и Гюбера Робера. На них нет определяющих суть дел персонажей, есть лишь обстановка, место и время действия, здесь и сейчас классической филологии. В действительности, Орлов лишь дает зрителю единственный, но немаловажный шанс - выявить в галерее себе подобного и вступить с ним во взаимодействие, куда бы ни упал взгляд и о чем бы ни зашла речь. О голландских полутонах или истории с "Icons", о затянувшейся зиме или о повышении оплаты за коммунальные услуги, о премии Курехина или об архитектуре Главного Штаба, о Манифесте или о кофе в соседней кофейне. О том, чего не получишь сидя в социальных сетях всех мастей, которые все больше выталкивают нас назад в реальный мир.